Виктория Тарасова — успешная актриса театра и кино, телеведущая. Член Совета по культуре при федеральной службе войск национальной Гвардии Российской Федерации, член Союза театральных деятелей. А еще — человек с принципиальной гражданской позицией. Творческими проектами ее работа не ограничивается: много лет Виктория занимается общественной деятельностью — прежде всего помощью детям-сиротам, многодетным семьям и семьям с приемными детьми. С 2014 года регулярно ездит на Донбасс. С момента начала СВО активно участвует в гуманитарных миссиях. Выступает с благотворительными концертами перед российскими военнослужащими. Убеждена, что правда всегда побеждает, победит и на этот раз.
Иногда надо собирать себя по крупицам
Жизненный старт Виктории был беспроблемным: интеллигентная семья, которая во всем поддерживала, успешная учеба в театральном училище, первые роли… Но характер пришлось выковывать: в конце девяностых от беременной актрисы ушел муж. Сына пришлось растить одной. Поддерживали родители.
«Всё шло хорошо, но через какое-то время случилось первое большое горе: умер папа. Моему сыну тогда было 6 лет. У меня земля ушла из-под ног просто, это было огромное потрясение, ведь я всегда была папиной дочкой. В тот момент стало ясно, что опереться я теперь могу только на себя. Денег особых не было, в театре пошли на уступки, чтобы я могла хоть что-то заработать, я искала возможности. Иногда приходится собирать себя по крупицам, такой тяжелый период это был. Но в жизни ничего не бывает случайно: я постоянно ходила в какие-то агентства, на просмотры, без большого толка, но именно через одно из этих агентств в итоге удалось попасть в сериал „Глухарь“. Он выстрелил, и началась новая совершенно история, другой этап. Долгий — ведь проект шел целых семь лет».
Роль майора Зиминой в популярном сериале «Глухарь» стала звездной — пришла настоящая известность, имя, появились интересные предложения. Образ сильной женщины в погонах сначала казался сложным, а потом выяснилось, что героиня сериала и сама Виктория на самом деле очень похожи.
«Это какая-то судьбоносная была роль, потому что она переплеталась с моей жизнью. Я столько раз замечала: вот в жизни у меня происходят какие-то слезы, драма, и вдруг серия выходит, где мне нужно постоянно плакать. Играть ничего не надо — я в этом состоянии уже пришла. Даже в мелочах многое совпадало: сын ломает руку в кино, и мой тоже едет в лагерь, например, с кем-то там дерется, и палец сломан… Я Зимину люблю, конечно. Мы видим историю человека, которого трудности не сломали, а закалили. Это и мне помогло найти в себе какой-то стержень».
А еще благодаря Зиминой Виктория стала своей для всех людей в форме: полицейских, военных, сотрудников служб безопасности… Ее начали приглашать на концерты, награждения, торжественные встречи. Виктория не отказывалась. Среди поездок были и по-настоящему «рисковые» — Дагестан, Чечня… В составе группы артистов Виктория летала и в Сирию, где выступление проходило на военной базе.
«Приземляешься чуть ли не в обмороке, выходишь и попадаешь в какой-то другой мир просто. Как в компьютерное игре, только это не игра. Вот эта военная атмосфера — сетки, самолеты эти, авиация… В первую поездку нам все разрешили, мы обошли все. Залезть в самолеты, посмотреть ракеты. Мы их даже заряжали. Это было очень интересно. Мне кажется, во мне вообще погиб какой-то снайпер. Родилась бы мальчиком — точно стала бы военным».
Во время и после этих поездок и выступлений бывало всякое — есть что вспомнить. И трагическое, и страшное, и такое, что вообще в двух словах не опишешь — например, первые пуски «Искандеров», при которых — так получилось, — актрисе пришлось поприсутствовать. Но есть и другие сюжеты, мирные — они вспоминаются с улыбкой.
«Было много историй, когда вот подходит ко мне пацан, например, с телефоном: можете позвонить моей жене? Мы поссорились. Хочу помириться. Она вас послушает… И я звонила, и женам этим даже поддавала: ну как ты можешь, зачем парню мозг выносишь, он же воюет! Быстренько помиритесь, он тебя любит! И мирились…»
На Донбасс приезжаю как домой
История поездок на Донбасс началась со встречи с представителями Русского центра: Викторию пригласили приехать, выступить, она приехала, познакомилась со многими людьми — и поняла, что теперь будет возвращаться в Донецк регулярно. За последние семь лет благотворительных концертов и встреч с участием Виктории состоялось уже около четырехсот. А сколько еще будет! Близких об этих поездках Виктория предупреждает в самый последний момент, чтобы не отговаривали — или вообще рассказывает все уже постфактум. Так всем спокойнее.
«Мы в первый раз объездили несколько городов. Самое острое впечатление в тот первый приезд произвела, конечно, Горловка. Я помню, вот самое обстреливаемое место — детский сад… Я с социальными детьми работала и раньше, конечно, у нас есть лагерь в Тульской области, например, которому мы помогаем. Разных детей с разными судьбами видела. Но на Донбассе дети — это трудно описать. Наверно, именно они заставили меня столько раз возвращаться. Вот стоит перед тобой ребенок маленький, семилетний, ему в игрушки играть надо, а глаза у него взрослые. У него на глазах родители погибли, он самое страшное видел. Что ты можешь ему сказать?
Они меня учили, как себя вести: туда не бегайте, осколок может ранить. Они уже все это знают. Но дети детьми остаются, конечно, все равно. Поначалу было страшно, говорят, потом привыкли. Иногда даже лень в подвал спускаться, прятаться, когда летит…»
С коллегами по цеху, которые осуждают участие России в конфликте на Украине, Виктория согласиться не может — человек, который хоть раз побывал в Донецке, многих вопросов себе уже не задает. Многие сейчас «просыпаются» — те, кто после событий 2014 года как-то обходил эту тему, начинают вникать, едут, участвуют в гуманитарных проектах — это есть, и это радует.
«Когда начинаются вот эти вопросы, что, почему, я просто отвечаю: не разговаривайте на эту тему со мной. Этому кошмару нужно положить конец. „Аллея Ангелов“, сколько детей погибло с 2014 года — разве это можно так оставить? Есть противоречия у взрослых, ну, хочется сказать — да выйдите вы в чисто поле и бейте там друг другу морды как мужики. Разбирайтесь. Мирные люди, дети, младенцы грудные при чем здесь? Горловская мадонна… Я не хочу, чтобы дети мучились и умирали. Они этого не заслужили!»
Мы русские — этим гордиться надо
Московская публика и люди, которых Виктории приходится встречать на Донбассе — разные. Как ни парадоксально, у людей, которые уже девять лет находятся под непрерывными обстрелами, в состоянии войны, намного меньше вопросов на тему «что такое Родина» и «почему война». Десятки людей, с которыми Виктория встречалась во время поездок на Донбассе и на новых освобожденных территориях, рассказывают свои истории — многие врезаются в память навсегда и меняют жизнь — воспринимать происходящее с позиции наблюдателя уже не получается.
«В августе я была в Мариуполе. Уничтоженный город, руины просто. Потом поехали в Харцызск, в детский дом, которому сейчас помогаю. Разговаривали с детьми, слушала их рассказы. И такое впечатление, что это просто другой мир. В Москве на встречах с подростками всегда казалось важным объяснить, что такое Родина, что-то важное донести о человечности, добре, о том, что русским быть не стыдно. А тут. Мальчик меня потряс, например. 12 лет. Когда стали бомбить Мариуполь, у него мама сошла с ума, она и до этого болела, а тут стало совсем плохо, и лекарства кончились. И бабушка лежачая. И вот они в подвале. И ребенок этот двенадцати лет ухаживал за ними месяц, пока шли бои, воды добывал, еду где-то находил, мыл, спасал их.
Он со мной сфотографироваться хочет, а я думаю: да это мне с тобой фотографироваться надо. Настоящий маленький герой. И как-то понимаешь, когда смотришь на них, что было в Великую Отечественную. Когда наши просто голыми руками побеждали. Мы крутые, сильные, даже когда — и особенно когда — против нас целые страны, большие армии. Это особый дух. Мы русские — этим гордиться надо. И они гордятся — я столько раз слышала от разных людей там, как они стремились в Россию, как хотели быть с нами».
Когда информацию получаешь из первых рук, из свидетельств очевидцев, объективную картину составить проще. Это тяжело, но зато сомнений относительно того, нужна ли эта война, не остается: выбора нет.
«Когда беженцев вытащили из-под Соледара, я была в это время в Харцызске и заехала в Зугрэс. Там в клубе собрались беженцы, которых вывезли, спасли наши солдаты: бабушки, дедушки, дети. И вот там была одна старушка, в платочке, я с ней начала разговаривать, свою бабушку деревенскую вспомнила, нахлынуло… Она говорит по-русски и по-украински вперемешку: „Это так было страшно, мы так благодарны“. Рассказывает — наши солдаты их из подвалов вывели, они же там месяц сидели. Ее пять километров солдат наш вел, а временами и нес… ВСУ, говорит, приезжают, ставят танк перед домом, а потом дуло на нас поворачивают, в нас стреляют. Я сначала не поняла, как это? А потом поняла… И потом они рассказывают, что это мы по мирным бьем, дома расстреливаем! Я тогда заплакала. У меня истерика просто случилась, сидела и глотала слезы».
Историческая память не дает запутаться в интерпретациях; идеи и методы, которыми оперирует противник, напоминают о фашизме. Артист — человек не военный, но если он может помочь, он должен это делать — убеждена Виктория. Даже короткие встречи, какие-то небольшие выступления, которые дарят людям радость — это уже много.
«Въезжаешь на окраину Донецка и понимаешь, что все вокруг — это просто вот… Как Великая Отечественная. Дедушка рассказывал про войну, я помню эти рассказы. Поездки эти, встречи, люди, которые потеряли близких, дом, искалеченные. Выступаешь, разговариваешь с ними. А потом в подушку плачешь. У самого глаза становятся какие-то уже другие совсем. Жаль всех, сердце рвётся. В какой-то момент я поняла, что так нельзя. Если приезжаешь поддержать, подставить плечо, то настрой должен быть — только вперед. Всё будет хорошо. У вас впереди — жизнь! Вот такой настрой».
В исходе конфликта Виктория не сомневается — после всех этих лет он должен завершиться, и только нашей безоговорочной победой. Но преодолеть трудный период, конечно, можно только сплотившись — всем вместе, плечом к плечу. Даже самое страшное пережить проще, когда тебя окружают свои.
«Обязательно будет победа, это даже не обсуждается, без вариантов Скоро ли? Хотелось бы поскорее, конечно. Я думаю, если даже вдруг так произойдет, что мы начнем проигрывать — ну тогда просто все встанут, все, и пойдут, как раньше это много раз уже было, на врага. И я пойду. И автомат возьму. Или буду делать, что смогу, не знаю — кашу буду бойцам варить. Эти силы просто должны перестать существовать, которые столько всего натворили уже. Пытки, издевательства и над солдатами нашими, и над мирными. Я сама видела этих солдат, раненых наших, это ужасно. Эту историю нужно довести до конца».
Искусство должно давать ответы на актуальные вопросы — уверена Виктория. Сейчас есть большая потребность рассказывать правду об Украине, России, Крыме, Донбассе, об СВО. О людях, военных и гражданских, которые эту историю не просто наблюдают, а вершат своими руками. Такие нужны спектакли; такое нужно кино. И все это обязательно еще будет.
«Я вижу эту проблему. Все говорят: надо снимать про героев Донбасса, надо снимать такие фильмы, надо. А на самом деле когда с этим сталкиваешься, видишь, что снимать никто особо и не хочет. Санкции, подводные камни, вот это все. И продюсеры побаиваются. Но это самая главная тема сейчас. У меня родился проект — скорее пока на уровне идеи. Снять сериал о детях, о детском доме, жители которого все вот это пережили. Мы знаем много таких историй. Есть женщина, Марьяна, мы знакомы, которая как раз с четырнадцатого года детьми занимается. Это подвиг в тылу настоящий. Вот в этом сериале — сыграю…».
Иногда надо собирать себя по крупицам
Жизненный старт Виктории был беспроблемным: интеллигентная семья, которая во всем поддерживала, успешная учеба в театральном училище, первые роли… Но характер пришлось выковывать: в конце девяностых от беременной актрисы ушел муж. Сына пришлось растить одной. Поддерживали родители.
«Всё шло хорошо, но через какое-то время случилось первое большое горе: умер папа. Моему сыну тогда было 6 лет. У меня земля ушла из-под ног просто, это было огромное потрясение, ведь я всегда была папиной дочкой. В тот момент стало ясно, что опереться я теперь могу только на себя. Денег особых не было, в театре пошли на уступки, чтобы я могла хоть что-то заработать, я искала возможности. Иногда приходится собирать себя по крупицам, такой тяжелый период это был. Но в жизни ничего не бывает случайно: я постоянно ходила в какие-то агентства, на просмотры, без большого толка, но именно через одно из этих агентств в итоге удалось попасть в сериал „Глухарь“. Он выстрелил, и началась новая совершенно история, другой этап. Долгий — ведь проект шел целых семь лет».
Роль майора Зиминой в популярном сериале «Глухарь» стала звездной — пришла настоящая известность, имя, появились интересные предложения. Образ сильной женщины в погонах сначала казался сложным, а потом выяснилось, что героиня сериала и сама Виктория на самом деле очень похожи.
«Это какая-то судьбоносная была роль, потому что она переплеталась с моей жизнью. Я столько раз замечала: вот в жизни у меня происходят какие-то слезы, драма, и вдруг серия выходит, где мне нужно постоянно плакать. Играть ничего не надо — я в этом состоянии уже пришла. Даже в мелочах многое совпадало: сын ломает руку в кино, и мой тоже едет в лагерь, например, с кем-то там дерется, и палец сломан… Я Зимину люблю, конечно. Мы видим историю человека, которого трудности не сломали, а закалили. Это и мне помогло найти в себе какой-то стержень».
А еще благодаря Зиминой Виктория стала своей для всех людей в форме: полицейских, военных, сотрудников служб безопасности… Ее начали приглашать на концерты, награждения, торжественные встречи. Виктория не отказывалась. Среди поездок были и по-настоящему «рисковые» — Дагестан, Чечня… В составе группы артистов Виктория летала и в Сирию, где выступление проходило на военной базе.
«Приземляешься чуть ли не в обмороке, выходишь и попадаешь в какой-то другой мир просто. Как в компьютерное игре, только это не игра. Вот эта военная атмосфера — сетки, самолеты эти, авиация… В первую поездку нам все разрешили, мы обошли все. Залезть в самолеты, посмотреть ракеты. Мы их даже заряжали. Это было очень интересно. Мне кажется, во мне вообще погиб какой-то снайпер. Родилась бы мальчиком — точно стала бы военным».
Во время и после этих поездок и выступлений бывало всякое — есть что вспомнить. И трагическое, и страшное, и такое, что вообще в двух словах не опишешь — например, первые пуски «Искандеров», при которых — так получилось, — актрисе пришлось поприсутствовать. Но есть и другие сюжеты, мирные — они вспоминаются с улыбкой.
«Было много историй, когда вот подходит ко мне пацан, например, с телефоном: можете позвонить моей жене? Мы поссорились. Хочу помириться. Она вас послушает… И я звонила, и женам этим даже поддавала: ну как ты можешь, зачем парню мозг выносишь, он же воюет! Быстренько помиритесь, он тебя любит! И мирились…»
На Донбасс приезжаю как домой
История поездок на Донбасс началась со встречи с представителями Русского центра: Викторию пригласили приехать, выступить, она приехала, познакомилась со многими людьми — и поняла, что теперь будет возвращаться в Донецк регулярно. За последние семь лет благотворительных концертов и встреч с участием Виктории состоялось уже около четырехсот. А сколько еще будет! Близких об этих поездках Виктория предупреждает в самый последний момент, чтобы не отговаривали — или вообще рассказывает все уже постфактум. Так всем спокойнее.
«Мы в первый раз объездили несколько городов. Самое острое впечатление в тот первый приезд произвела, конечно, Горловка. Я помню, вот самое обстреливаемое место — детский сад… Я с социальными детьми работала и раньше, конечно, у нас есть лагерь в Тульской области, например, которому мы помогаем. Разных детей с разными судьбами видела. Но на Донбассе дети — это трудно описать. Наверно, именно они заставили меня столько раз возвращаться. Вот стоит перед тобой ребенок маленький, семилетний, ему в игрушки играть надо, а глаза у него взрослые. У него на глазах родители погибли, он самое страшное видел. Что ты можешь ему сказать?
Они меня учили, как себя вести: туда не бегайте, осколок может ранить. Они уже все это знают. Но дети детьми остаются, конечно, все равно. Поначалу было страшно, говорят, потом привыкли. Иногда даже лень в подвал спускаться, прятаться, когда летит…»
С коллегами по цеху, которые осуждают участие России в конфликте на Украине, Виктория согласиться не может — человек, который хоть раз побывал в Донецке, многих вопросов себе уже не задает. Многие сейчас «просыпаются» — те, кто после событий 2014 года как-то обходил эту тему, начинают вникать, едут, участвуют в гуманитарных проектах — это есть, и это радует.
«Когда начинаются вот эти вопросы, что, почему, я просто отвечаю: не разговаривайте на эту тему со мной. Этому кошмару нужно положить конец. „Аллея Ангелов“, сколько детей погибло с 2014 года — разве это можно так оставить? Есть противоречия у взрослых, ну, хочется сказать — да выйдите вы в чисто поле и бейте там друг другу морды как мужики. Разбирайтесь. Мирные люди, дети, младенцы грудные при чем здесь? Горловская мадонна… Я не хочу, чтобы дети мучились и умирали. Они этого не заслужили!»
Мы русские — этим гордиться надо
Московская публика и люди, которых Виктории приходится встречать на Донбассе — разные. Как ни парадоксально, у людей, которые уже девять лет находятся под непрерывными обстрелами, в состоянии войны, намного меньше вопросов на тему «что такое Родина» и «почему война». Десятки людей, с которыми Виктория встречалась во время поездок на Донбассе и на новых освобожденных территориях, рассказывают свои истории — многие врезаются в память навсегда и меняют жизнь — воспринимать происходящее с позиции наблюдателя уже не получается.
«В августе я была в Мариуполе. Уничтоженный город, руины просто. Потом поехали в Харцызск, в детский дом, которому сейчас помогаю. Разговаривали с детьми, слушала их рассказы. И такое впечатление, что это просто другой мир. В Москве на встречах с подростками всегда казалось важным объяснить, что такое Родина, что-то важное донести о человечности, добре, о том, что русским быть не стыдно. А тут. Мальчик меня потряс, например. 12 лет. Когда стали бомбить Мариуполь, у него мама сошла с ума, она и до этого болела, а тут стало совсем плохо, и лекарства кончились. И бабушка лежачая. И вот они в подвале. И ребенок этот двенадцати лет ухаживал за ними месяц, пока шли бои, воды добывал, еду где-то находил, мыл, спасал их.
Он со мной сфотографироваться хочет, а я думаю: да это мне с тобой фотографироваться надо. Настоящий маленький герой. И как-то понимаешь, когда смотришь на них, что было в Великую Отечественную. Когда наши просто голыми руками побеждали. Мы крутые, сильные, даже когда — и особенно когда — против нас целые страны, большие армии. Это особый дух. Мы русские — этим гордиться надо. И они гордятся — я столько раз слышала от разных людей там, как они стремились в Россию, как хотели быть с нами».
Когда информацию получаешь из первых рук, из свидетельств очевидцев, объективную картину составить проще. Это тяжело, но зато сомнений относительно того, нужна ли эта война, не остается: выбора нет.
«Когда беженцев вытащили из-под Соледара, я была в это время в Харцызске и заехала в Зугрэс. Там в клубе собрались беженцы, которых вывезли, спасли наши солдаты: бабушки, дедушки, дети. И вот там была одна старушка, в платочке, я с ней начала разговаривать, свою бабушку деревенскую вспомнила, нахлынуло… Она говорит по-русски и по-украински вперемешку: „Это так было страшно, мы так благодарны“. Рассказывает — наши солдаты их из подвалов вывели, они же там месяц сидели. Ее пять километров солдат наш вел, а временами и нес… ВСУ, говорит, приезжают, ставят танк перед домом, а потом дуло на нас поворачивают, в нас стреляют. Я сначала не поняла, как это? А потом поняла… И потом они рассказывают, что это мы по мирным бьем, дома расстреливаем! Я тогда заплакала. У меня истерика просто случилась, сидела и глотала слезы».
Историческая память не дает запутаться в интерпретациях; идеи и методы, которыми оперирует противник, напоминают о фашизме. Артист — человек не военный, но если он может помочь, он должен это делать — убеждена Виктория. Даже короткие встречи, какие-то небольшие выступления, которые дарят людям радость — это уже много.
«Въезжаешь на окраину Донецка и понимаешь, что все вокруг — это просто вот… Как Великая Отечественная. Дедушка рассказывал про войну, я помню эти рассказы. Поездки эти, встречи, люди, которые потеряли близких, дом, искалеченные. Выступаешь, разговариваешь с ними. А потом в подушку плачешь. У самого глаза становятся какие-то уже другие совсем. Жаль всех, сердце рвётся. В какой-то момент я поняла, что так нельзя. Если приезжаешь поддержать, подставить плечо, то настрой должен быть — только вперед. Всё будет хорошо. У вас впереди — жизнь! Вот такой настрой».
В исходе конфликта Виктория не сомневается — после всех этих лет он должен завершиться, и только нашей безоговорочной победой. Но преодолеть трудный период, конечно, можно только сплотившись — всем вместе, плечом к плечу. Даже самое страшное пережить проще, когда тебя окружают свои.
«Обязательно будет победа, это даже не обсуждается, без вариантов Скоро ли? Хотелось бы поскорее, конечно. Я думаю, если даже вдруг так произойдет, что мы начнем проигрывать — ну тогда просто все встанут, все, и пойдут, как раньше это много раз уже было, на врага. И я пойду. И автомат возьму. Или буду делать, что смогу, не знаю — кашу буду бойцам варить. Эти силы просто должны перестать существовать, которые столько всего натворили уже. Пытки, издевательства и над солдатами нашими, и над мирными. Я сама видела этих солдат, раненых наших, это ужасно. Эту историю нужно довести до конца».
Искусство должно давать ответы на актуальные вопросы — уверена Виктория. Сейчас есть большая потребность рассказывать правду об Украине, России, Крыме, Донбассе, об СВО. О людях, военных и гражданских, которые эту историю не просто наблюдают, а вершат своими руками. Такие нужны спектакли; такое нужно кино. И все это обязательно еще будет.
«Я вижу эту проблему. Все говорят: надо снимать про героев Донбасса, надо снимать такие фильмы, надо. А на самом деле когда с этим сталкиваешься, видишь, что снимать никто особо и не хочет. Санкции, подводные камни, вот это все. И продюсеры побаиваются. Но это самая главная тема сейчас. У меня родился проект — скорее пока на уровне идеи. Снять сериал о детях, о детском доме, жители которого все вот это пережили. Мы знаем много таких историй. Есть женщина, Марьяна, мы знакомы, которая как раз с четырнадцатого года детьми занимается. Это подвиг в тылу настоящий. Вот в этом сериале — сыграю…».
